Говорят, что точности этих выстрелов мог бы позавидовать любой снайпер. Только одна пуля из пяти, выпущенных 8 декабря 1980 года в Нью-Йорке неким Марком Чапманом из револьвера армейского образца 38-го калибра, прошла стороной. Остальные поразили цель. И какую! Точность её выбора, без сомнения, не раз отмечали в Вашингтоне. Но об этом почему-то не говорят… КАЗАЛОСЬ БЫ, история убийства Джона Леннона — гениального музыканта, основавшего легендарную группу «Битлз», и яростного борца с капитализмом — давно хорошо известна. За сорок лет, минувших с тех пор, «Правда», как, впрочем, и многие другие издания по всему миру, об этой трагедии писала не раз. Общепринятая краткая версия этого преступления века выглядит примерно так: терпящий жизненное фиаско Чапман, если что и освоивший к своим 25 годкам, то это профессию сторожа, страдал крайней степенью нарциссизма вперемешку с шизофренией. И в связи с этим мечтал, чтобы его имя прогремело на весь мир. Не важно как, но так же быстро, как выстрел… Вот, собственно, и всё. Согласитесь, даже на заштатный детективчик не тянет? Если бы в этом незатейливом сюжете стремлением к геростратовой славе, изрядно попахивающим приторным «мылом» обывательских сериалов, ловко не подменялась главная задача преступления — остановить известного своей классовой ненавистью к буржуазии Джона Леннона. А первый свой политический шаг на американской земле вместе со своими друзьями из «Битлз» Джон сделал в 1966 году во время гастролей ансамбля по США, где они на пресс-конференции в Нью-Йорке сказали ясно: «Мы против войны!» Той самой, что администрация президента Линдона Джонсона годом ранее варварскими, выжигающими всё живое массированными бомбардировками развязала против народа Северного Вьетнама, отстаивавшего своё право на независимость и социализм. И это был действительно дерзкий шаг музыкантов. В ту пору антивоенное движение в Штатах только зарождалось. Его тогда поддерживала лишь десятая часть американцев — остальными же, изрядно глотнувшими напущенного пропагандой псевдопатриотического угара, противники войны во Вьетнаме часто воспринимались как отщепенцы. Весьма показательно повела себя тогда американская пресса. О заявлении музыкантов упомянули лишь нью-йоркские газеты. И то вскользь. А такие крупные влиятельные журналы, как «Тайм» и «Ньюсуик», публиковавшие в те дни о «ливерпульской четвёрке» большие материалы, этим ударным словам не посвятили и строчки. Острая на классовый нюх буржуазная журналистика их просто испугалась. Это был, пожалуй, первый в мире протестный политический лозунг, прозвучавший от имени рок-группы. Вскоре политика и социальные проблемы станут для музыкантов не только темами заявлений для прессы, но и творческой необходимостью. Всё это доминантой проявится в музыке «Битлз». Особенно значимо — в сольных произведениях Джона. В 1968-м, когда бунтующее студенчество Западной Европы было готово всей своей бадьёй кипящего нигилизма рассчитаться с буржуазным строем, мир услышит в исполнении битлов «Революцию» (об этом «Правда» подробно писала в №132 за 30 ноября 2018 года в материале «В вихре «Битлз»). На том же двойном диске зазвучат и бичующие буржуазный истеблишмент «Поросята», и адресованный распоясавшимся в США расистам «Чёрный дрозд», и венчающая этот альбом «Назад в СССР», заряженная добрыми чувствами к нашей социалистической стране. А через год дойдёт дело и до родного Букингемского дворца, который, стараясь поспеть за захлёстывающими мир волнами битломании, в 1965-м наградил музыкантов орденами Британской империи. «Ваше Величество, я возвращаю медаль Ч.Б.И. в знак протеста против вмешательства Британии в конфликт между Нигерией и Биафрой, а также против нашей поддержки Америки во вьетнамской войне, а ещё против того, что моя песня «Я завязал» теряет популярность у слушателей» — с такой вот приложенной запиской, в которой сразу узнаётся дерзкий и ироничный Леннон, он вернул награду королеве, лично передав её в руки дворцового привратника. «Всякий раз, когда я вспоминал об этой медали, — рассказывал Джон, — меня всего передёргивало, потому что в душе я — социалист!» И в ней уже чувствовалось некое его смятение и разочарование. Европейская «красная весна», затеянная левацким студенчеством без прочной опоры на рабочий класс, к концу шестидесятых уже угасла. «Все те, кто контролирует власть и производство, — комментировал негодующий Леннон её пустоцветные плоды, — и вся классовая система, и всё это вонючее буржуазное общество, — всё осталось нетронутым, за исключением того, что теперь развелось полно длинноволосых юнцов из среднего класса в модном прикиде. Всем продолжают заправлять всё те же сукины дети, те же самые люди остались у рулевого колеса в обществе… Они занимаются старыми делами: продают оружие в Южную Африку, убивают негров на улицах, а люди продолжают жить в ужасающей нищете, с крысами в квартирах. Всё в мире осталось по-прежнему. От этого блевать хочется. И я это наконец-то понял. Всё, конец мечтаньям». НА РУБЕЖЕ 1960—1970-х Джон уже отчётливо понимал, что залог победы революции — это не столько строительство баррикад и битьё стекол на улицах, сколько большая вдумчивая работа среди рабочих. «Её смысл заключается не в том, чтобы им было приятнее жить, а в том, чтобы постоянно приводить им примеры угнетения и деградации, сопровождающие их по жизни в борьбе за хлеб насущный», — убеждён он. Не стоит ждать, когда пролетарии придут к революционерам за помощью, нужно самим идти к рабочим. Этому Джон Леннон призывал учить